СЕМЬ ИСКУССТВ

Я всегда говорил и говорю, что хороший химик — это, как правило, и отличный повар. Ведь суть обоих искусств одна и та же: измельчай, смешивай, нагревай, мешай и время от времени пробуй. Важно при этом, конечно, не пересолить, то есть иметь чувство меры, а вот оно-то у нас у всех по-разному развито (или дано природой). У хороших химиков оно — от природы.

Алексей Ушмаев

ПАМЯТЬ О ЧУДНОМ МГНОВЕНИИ

(продолжение. Начало в № 8/2023 и сл.)

Моим друзьям посвящаю, Берлин, 1985–2011

ГЛАВА V

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КАРЕЛИИ

Говорят, самое трудное для пишущего человека — это начать. Мне эта трудность не грозит. Начало я уже написал двадцать восемь лет назад: папку с помятыми страницами нашел, роясь в хламе своей московской квартиры и, как поется в романсе, «вспомнил время золотое — и сердцу стало так тепло…»

Так я писал в сентябре 1975 года, когда мы вернулись в Москву из Карелии. Хотелось выплеснуть на бумагу ту радость, которая неизменно сопутствовала нам в путешествии, то удивительное счастье полного общения с природой, которое охватывало нас, когда мы плыли по чистейшим рекам и озерам, дышали незамутненным воздухом карельских лесов. Читаю, улыбаюсь наивным сравнениям и эпитетам, — постараюсь сохранить их на этих страницах, не подстраивая под нынешнюю житейскую зрелость. Пусть прозвучат слова тех лет, как они звучали во мне тогда…

«…С трудом доволокли лодку до дома Жеки и сделали первую попытку ее собрать. Оказалось, не так просто разместить это резиновое чудовище в малогабаритной хрущевской квартире. К тому же для сборки нам явно не хватало университетского образования. После нескольких безуспешных попыток нам все же удалось привести байдарку в конечный собранный вид.

Жадно потягивая пиво, мы любовались новеньким трехместным «Салютом». К счастью, все части оказались на месте, а самое главное — инструкция по сборке и разборке, из которой мы узнали много интересных данных и иностранных слов. Оказалось, что наша байдарка имеет длину 5,2 м, грузоподъемность 350 кг (сразу стали нервно подсчитывать общий вес нашего экипажа, где Павлику пришлось занять место юнги), а также собственный киль и даже кильсон.

Поездка в Карелию, мечта нашего счастливого детства нависла над нами неотразимой «угрозой» и стала реальностью…»

Май–июль 1975-го

Двадцать шестого мая, в день рождения Жеки (Титана, а также Титаника), мы устроили маленький сейшен и окончательно договорились о поездке в Карелию. Помогали нам туристы-наставники, друзья Жеки: «Десантник» Петя и «Артист» Юра. Солидно накачавшись и выпив напоследок за то, чтобы вернуться целыми и невредимыми, мирно разошлись.

Незаметно пролетели экзамены, где эта «мышь» по политэку, будто памятуя о том, что мы весело проводили время вместо ее занятий, поставила мне только четыре балла, изрядно погоняв по теме «Деньги — товар — деньги».

В середине июня сходили на новой байде в первый водный поход по притокам матушки Волги. Путешествие было поучительным, и мы поняли, что на этом хрупком суденышке можно, в принципе, утонуть.

К тому же нас чуть не загрызли псы, когда мы высадились на остров «Собачий». По счастью, у меня оказался в кармане кусок хлеба, и эти прелестные твари сразу изменили свое отношение.

В июле нас, студентов четвертого курса, отправили в военные лагеря. Это были тяжелые дни испытаний, хотя, конечно, не обошлось и без веселых моментов (но об этом особый разговор). Мы ни на минуту не забывали о Карелии, мысли о ней в трудные дни здорово помогали.

Но всему гнусному приходит конец. Пришел долгожданный последний приказ: «По машинам!», и наша группа радиохимиков не заставила себя упрашивать, первой забралась в грузовик, потом дружно прокричала троекратное «Лагерной жизни пи…ц!!!», и лесное эхо радостно повторило эти звуки. К несчастью, поблизости оказался небезызвестный на факультете подполковник Берёзкин. Это обстоятельство послужило тому, что последний приказ для радиохимиков — будущих офицеров Советской армии оказался предпоследним. А последний звучал менее романтично:

— Слезать с машины и грузить кровати!

13 августа — среда

Проснулся рано и обнаружил, что лежу в незнакомой постели. А на мне лежат чьи-то ноги, к сожалению, грубые, волосатые и явно не женские. Подумал: «Не исключено, здесь спят валетами[1]».

Голова гудела. Мысли медленно копошились, и я вспомнил, что нахожусь на свадьбе.

Солнце заливало комнату. Я встал, несколько раз покачнулся, потрогал свою помятую рожу и побрел искать ситро «Буратино».

Утолив жажду, сел посреди комнаты и сделал глубокомысленно-тупое лицо, как будто решал задачу «о пьяном матросе»[2]. На кровати напротив похрапывали Вовка и Лёха Ниманд. Просидев в трансе какое-то время и апатично зевая, я вдруг вспомнил, что через несколько часов мы отъезжаем в Карелию!

«Срочно домой!» — я лихорадочно стал одеваться. Тем временем бурно пробудились Вовка и Ниманд. «Для похмелиться» они стали лакать остатки вина из всех бокалов. Я с ужасом подумал, что все, что было вчера, может сегодня повториться, и решил быстрее «делать ноги». Но Вовка разошелся не на шутку: то предлагал еще по «чекушечке», то романтично рассказывал об аппарате, который он подцепил вчера на вечере и ночью даже хотел испытать в деле, но что-то там заклинило. То пускался в неистовый пляс под звуки Keep On Rockin группы Geordie. Эта неизвестная тогда в Москве английская группешка, пластинку которой я случайно отыскал у своих люблинских хулиганов, произвела настоящий фурор на этой свадьбе. Но меня не могли удержать никакие рассказы, я рвался в Карелию.

Наконец Вовка привел себя в порядок, мы попрощались со всеми, обнялись и полетели в разные стороны. Я дал Вовке маленькое «партийное задание», чрезвычайно важное для меня, от которого я ждал многого. Он поехал к некой прелестной особе с этим заданием, а я помчался на моторе домой.

Там я нашел записку: «Куда ты делся черт нерусский мать твою за ногу! Поезд через час! Дьявол , 16–00, 13.VIII.75»

Получив такое послание от Дьявола, мне стало не по себе. Я кинулся звонить Титану. Слава богу, поезд уходил в час ночи… Я быстро собрался и через час был готов к отъезду. Мать в сутолоке вместо того, чтобы сунуть в Rucksack походные ботинки (кеды были уже на мне), запихнула два галлона «Петровской». О возможных последствиях этой оплошности (отсутствия ботинок, а не наличия «Петровской») я не подумал, мои мысли были в Карелии.

А зря не подумал. Ведь мне уже посчастливилось побывать в Карелии. Это было зимой, полтора года назад. Я часто вспоминал эти дни, проведенные на краю цивилизации, на маленьком безымянном острове, засыпанном по колено снегом, до которого (острова) мы с трудом целый день добирались на лыжах.

Невозможно забыть карельский ландшафт: многочисленные острова, покрытые дремучим сосновым лесом, и бесконечные озера, спрятанные под толстым

В Карелии было много снега, тишина и невообразимо чистый воздух.

слоем льда и снега. Днем неяркое северное солнце низко висит над горизонтом, едва озаряя макушки деревьев. Чистый прозрачный воздух. Ночью удивительно ясные звезды и четкие силуэты знакомых созвездий, внушающих восторг перед бесконечностью Вселенной. Кругом первозданная тишина.

14 августа — четверг

Ночь, 0:36. Ура, мы тронулись! Моя мечта стала превращаться в объективную реальность, «выпадая в материальный осадок и выкристаллизовываясь в жизнь»[3].

Проводницы — студентки, по фигурам видно, — остренькие птички. Ясно, что чай будем пить бесплатно, хотя их первые слова были: «Ой, опять эти горе-туристы!» Мы решили изменить их мнение о нас.

В вагоне небольшой колотун. Я лежу на верхней полке скорого поезда «Москва — Мурманск» в двенадцатом вагоне на двадцать девятом месте. Рядом сортир, по-армейски — гальюн. Постоянно хлопающая дверь утомляет, и я засыпаю…

Утро ясное и холодное. Наши милые студентки принесли индийский чай по восемь копеек за стакан (во шельмы! — могли бы ради знакомства и бесплатно). Забавно было слышать, когда девочки, захотев чайку, попросили растопить топку водогрейного «Титана» не кого-нибудь, а именно Женю-Титана. Им было невдомек, почему мы так долго смеялись. Пока пили чай, Дьявол уже все пронюхал: они из пединститута, будущие историки («фальсификаторы», как сказал Титан) с третьего курса. Главную проводницу зовут Люба. После первой остановки удалось полакомиться яблоками за их счет. Я подумал, что вся эта поездка превратится в маленький бордель на колесах.

И, действительно, вечер подтвердил мои предположения. Откуда ни возьмись, появилась гитара, «Петровская» полилась рекой, из соседнего вагона на запах спиртного и звуки музыки слетелись другие проводницы, оставив свои прямые обязанности. В их купе мы все очень уютно разместились. Стояли запах сивухи на меду и дым коромыслом.

Мы с Титаном затянули дуэтом студенческую «Полюбил меня механик молодой» с очень актуальным для данного момента содержанием, которое на трезвую голову лучше не передавать. Но нам было уже все равно. Реакция женской половины оказалась очень положительная. Начались неформальные знакомства. Меня кто-то прижал к своей мощной груди, и…

Очнулся я в Петрозаводске в своем купе. За окном была темнота и какие-то тусклые фонари.

Куда мы попали? — произнес я слезливым голосом, так как еще не врубился.

В Дурляндию! — торжествующе ответил Павел.

Итак, мы за границей (Карелии, разумеется). Страна большая, наш маршрут начинался в северной оконечности — Лоухах[4], недалеко от Полярного круга, и нам, юным девственникам, предстояло еще в течение полусуток находиться в обществе этих обольстительниц в поезде дальнего следования, словно на маленьком сейшене.

Из БСЭ я вычитал, что Карелия:

край более 40 тыс. озер и рек…

имеет своеобразный ландшафт, вытянутый в направлении движения древнего ледника…

обладает сравнительно мягким климатом вследствие близости теплого течения Гольфстрим…

служит местожительством комаров и мошек…

славится изобилием рыбы, дичи, грибов, ягод…

А в туристской схеме очень понравилась фраза: «Любого, кто делает попытку порыбачить, ждет здесь богатый улов».

Это все, что мы узнали о Карелии, а поэтому:

я взял одни лишь кеды, памятуя о теплом влиянии Гольфстрима;

Титан взял сковородку, надеясь, что нас ждет богатый улов, потому что мы как раз из тех, кто сделает попытку порыбачить;

Дьявол взял накомарники, чтобы мошка и комары нас не съели.

15 августа — пятница

Два часа ночи. Дрожим от холода. Где же ты, влияние Гольфстрима? Поезд, изредка вздрагивая, везет нас все дальше на север. Согласно расписанию, в 3:13 мы должны быть на месте. В окнах просматривается лишь черная пустота, кругом ни единого огонька.

Ночи в Карелии действительно на редкость темные, даже жуткие. В 3:20 поезд остановился в Лоухах или, как сказал Павел, «в столице Дурляндии».

Мило распрощавшись с нашими студентками, которые дали нам координаты своих ночлежек, и дав обещание, что обязательно их посетим в Москве, мы поволокли наши неподъемные вещи к станции.

Неожиданно к нам подвалил бородатый мэн[5] в белой шапочке и стал интересоваться нашими планами. Я подумал: «Чего этому мужику от нас надо?» Разговорились. Он сказал, что со своим другом тоже едет на реку со странным названием Поньгома, и попросил помочь перенести вещи и друга (!?). Миша — так звали этого мэна — и его друг Шура приехали из Загорска, ныне Сергиева Посада.

Произошла совершенно банальная история. В поезде Шура, предвкушая интимную близость с Карелией, перебрал лишнего и был не то чтобы под мухой, а под целым африканским слоном. Вид у него был очень плачевный. Он не только не мог ходить, но и произносить членораздельные звуки. Когда Миша попытался представить нас Шуре, что, дескать, мы тоже туристы и тоже из Москвы, с химфака МГУ, и где-то как-то коллеги, тот с трудом пробормотал:

— Не знаю, как «хим», а что «фак»[6], мне нравится…

Хорошо, что поблизости не оказалось англосаксонских гёрлс!..

Потом он произносил другие ужас какие сквернословные фразы, суть которых сводилась к следующему: а на фига эти коллеги здесь груши околачивают и занимаются юным мичуринством[7]?

Как оказалось, ребята действительно были косвенно связаны с наукой и работали в каком-то закрытом «НИИ химических пробелов».

Потом Шура не мог произносить даже неприличные слова, и отрубился. Мы бережно положили его на скамеечку у автобусной остановки.

Неожиданно он стал икать, причем так жалобно, что мы и немногочисленные аборигены, ожидавшие в этот ранний час автобус на Кестеньгу, сочувственно улыбались. Каждый раз, когда Шура делал очередной «икок», вся груда рюкзаков и спальных мешков, которые мы положили на него, чтобы не околел с холоду, приподнималась, грозя упасть на землю, но так и не упала.

Тем временем Миша рассказал очень много интересного о себе и своих похождениях на Нижнюю Тунгуску, Северный Урал и БАМ.

Наши нынешние маршруты совпадали, и мы решили объединиться. К тому же у него была двустволка, и открывалась возможность поохотиться на местных представителей животного царства.

Так мы проторчали до семи утра, до автобуса.

Путь шел среди стандартного карельского пейзажа. Масса небольших озер и речушек, берега сплошь усеяны валунами. Леса в основном сосновые. Дорога скверная, никогда не чиненная, автобус подбрасывает на ухабах, порой бьешься головой о его крышу. Через полтора часа прибыли в Кестеньгу. Город портовый, а портовых девок что-то не видно, наверное, рановато. Жилые строения в основном одноэтажные, деревенские.

Положив вещи и беднягу Шуру во дворе такого дома у доброй хозяйки-финки, пошли знакомиться с местным пейзажем и пытаться где-то позавтракать.

По дороге читали текст туристической схемы. Кестеньга оказалась поселком с населением четырнадцать тысяч, с крупным леспромхозом и клубом. Но, увы, здесь не было не только уличных забегаловок, но и простой пролетарской столовой. Набравшись смелости, попросили нашу хозяюшку приготовить завтрак. Она согласилась, и мы стали участниками известной сказки «Щи из топора», в котором роль солдата прекрасно сыграл Титан.

Жека проявил себя как выдающийся кулинар, а потом на маршруте всегда удивлял нас изысканными блюдами. Да, будет навсегда счастлив тот (или та), кто хоть раз отведает плод его кулинарной фантазии. Я всегда говорил и говорю, что хороший химик — это, как правило, и отличный повар. Ведь суть обоих искусств одна и та же: измельчай, смешивай, нагревай, мешай и время от времени пробуй. Важно при этом, конечно, не пересолить, то есть иметь чувство меры, а вот оно-то у нас у всех по-разному развито (или дано природой). У хороших химиков оно — от природы.

Шура, попрохлаждавшись на травке возле дома, постепенно приходил в себя. Он уже произносил отдельные слова, из которых мы узнали, что в поезде он выпил литр спирта, не считая водки, пива и вина, хотя, как следует из журнала «Химия и жизнь» (№1, 1974, стр. 106), при употреблении залпом 500 миллилитров спирта, концентрация алкоголя в крови достигает 0,5%, из-за чего блокируется дыхательный центр и наступает оцепенение, переходящее в смерть. Но Шура не был подписчиком этого журнала…

Плотно позавтракав, мы с Жекой двинулись на разведку в леспромхоз, уточнить маршрут и узнать, почем здесь овес, а прочие — в магазин за продуктами. В леспромхозе нас встретили очень приветливо, показали по карте и подробно объяснили маршрут. Потом вдруг спросили:

А кто ваш руководитель?

Я предъявил Дьяволов паспорт, который случайно оказался у меня, и резво ответил:

— Мелёхин Павел Георгиевич, 1955 года рождения, уроженец общаги, комната 1633 (назвал первый пришедший в голову номер), зона «В», МГУ, Ленинские горы, Москва.

Все эти сведения леспромхозовец записал в какую-то черную тетрадь, которая и сейчас лежит, наверно, где-нибудь в архиве. Так Павла, который ни о чем не догадывался, произвели в официального руководителя группы.

Возвратившись, мы узнали, что рядом с нами расположился студенческий строительный отряд нефтехимического института города Грозного — почти наши коллеги, и сразу смекнули, что, кажется, удастся пообедать. Действительность превзошла «Сказки тысячи и одной ночи». Мы представились, и красивые восточные девушки одарили нас гостеприимством, ароматом своих прелестных тел и острой кавказской кухней.

За обедом познакомились с отрядными «бойцами»[8], их командиром Султаном и комиссаром Казбеком. Нас, неизвестно откуда взявшихся, приняли очень доброжелательно, по-восточному, рассказывали о своей строительной работе в Кестеньге, об институте и городе Грозном, в котором мы никогда не бывали. (Где они сейчас, эти чеченцы и чеченки, удалось ли кому-нибудь выжить?..)

Мы поблагодарили за гостеприимство и пошли на берег Топозера собирать байдарки. Шура оставался явно не в лучшей своей форме. Состояние его стало ухудшаться. Он уже поговаривал, что если не оклемается, то уедет обратно в Москву. Пока собирали байдарки, к нам стали приставать некоторые представители местного животного царства: пес Доверчивый и ворона Нахалка. Пес пытался стащить у нас колбасу, а ворона — спички. Несмотря на все угрозы и острую бдительность, Нахалке удалось стащить две коробки, за что я ее угостил палкой. Усевшись на безопасном расстоянии, она посмотрела на меня и прокаркала, словно прошепелявила человеческим голосом:

• Экой, братец, дурак ты! Ты же мне, сука, все нутро отбил!..

Между тем вечерело, а северо-восточный ветер не только не утихал, но, наоборот, усиливался. Мысль, что мы уедем из Кестеньги, стала угасать. На «море» (как местные называют Топозеро) появились «барашки», что любому, кроме нас, зеленых новичков, говорило о сильном волнении. Подошедшие двое местных стали «каркать», что по такой волне мы не проедем и ста ярдов[9], а в десятиградусной воде не продержимся и десяти минут, что Поньгома обмелела, и вообще Карелия закрыта для туристов.

На что мы невозмутимо ответили:

• Ja, ja, naturlich! Bla—bla—bla!
• Давно ли вы мерили температуру?
• И не пойти ли вам к едрене-фене?

Сказав все это, мы демонстративно стали садиться в байду. Однако, действительно, не прошли и трехсот метров, как «море» стало так качать лодку во все стороны и два раза захлестнуло волной, что весь наш пыл как рукой сняло. Решили, что утонуть всегда успеем, и повернули назад к радости дурляндцев. Очко[10] у нас заиграло — не железное.

Вечер был мрачный. По небу неслись рваные темные тучи. Полярный ветер был резким и пронзал до косточек.

• Да, в плавках долго не выдержишь, — произнес я и стал напяливать на тело все, что у меня было. Друзья последовали моему примеру. Продрогнув окончательно, решили набраться наглости и идти снова к студентам-нефтехимикам в надежде поужинать, а может быть, и переночевать, — не умирать же в первый день похода!..

Встретили нас снова приветливо (ах, этот Восток!). После ужина треснули водочки за удачный поход и остались ночевать в школе, где расположились студенты. Таким был первый день в Карелии — день, начавшийся большими надеждами и чуть было не кончившийся хреновато.

16 августа — суббота

Просыпаюсь от холода. И звона (отнюдь не жизнерадостного) капель дождя по стеклу. Погода явно против нас. Кажется, нет даже просвета, чтобы выбраться отсюда.

Вставать не хочется, а лежать в то же время неудобно: все студенты-бойцы встали и собираются на работу. Идем завтракать уже без приглашения, садимся на выделенные нам места.

Затем все хором фачим[11] «Стюардессу»[12] и ломаем голову: чем бы полезным заняться? Выносим два ведра помоев из кухни — сердце замирает от умиления, что помогли девушкам. Пытаемся колоть дрова для кухни, чтобы обедать с чистой совестью, но ломаем единственный топор. Когда наступает время обеда, мы, как хорошо поработавшие, первыми сидим за столом. Милые восточные девушки окружают нас вниманием. Кое-кто из чеченцев начинает косо поглядывать. Проскакивает мысль: «Народ горячий — того гляди, зарежут…» Тут ни о каких романах мыслей быть не должно…

К тому же вспомнилась первая встреча с девушкой из Грозного, романтическое начало позорный конец… Мы тогда участвовали в конкурсе дискотек в «Кресте», общаге МГУ на проспекте Вернадского. Наша программа называлась «В роке только девушки» — ооочень смелое название для того времени. Выступление, конечно, с треском провалилось: не хватало ни опыта, ни технического оформления, да и музыка наша была явно не дискотечной. Мы заняли последнее место.

Но, как ни странно, в конце вечера к нам подошли несколько поклонниц и предложили подняться к ним в номер, чтобы отметить событие. Девчонки оказались «психушками», студентками четвертого курса психологического факультета. Мне очень понравилась одна стройная смуглянка, которую звали, кажется, Лена. Живо обсудив, и еще раз с удовольствием прослушав нашу дискотечную программу, в которой ключевую роль играла «Маленькая Сюзи», она же Suzi Quatro c неповторимыми Crash, Can the Can и Devil Gate Drive:1, удалились мы с Леной на балкон. Была теплая июньская ночь, звездное небо, соловьиные трели. Было жутко неудобно три часа целоваться стоя, но все другие места были уже, к сожалению, заняты.

Наутро Лена сделала предложение познакомить меня со своей многочисленной чеченской родней из Грозного, включая двух родных и трех двоюродных братьев, которые всегда готовы постоять за ее девичью честь. Мне стало не по себе… Домой я приехал босиком и без кассеты «В роке только девушки». Наверно, оттого, что чересчур быстро собирался…

Так что мы благодарим хозяек этой прекрасной столовой сдержанно, без малейшего проявления симпатий. Выходим на улицу, потирая свои «трудовые мозоли в районе живота» и безнадежно повторяя одну и ту же фразу: «Да, погода явно против нас…»

Сквернослов Паша («Отец Павел») сказал:

• Да, дела как сажа бела. Хрен соси, Егорка, собирай бычки! — и плюнул.

Титан пропел на мотив какого-то романса:

• Мы сидим-загораем в Кестеньге-Пезденьге…
• Нам отсюда не выйти… — поддержал я его, стараясь быть оригинальным.
• Ползаем, как мухи по стеклу, — прозаически подвел итог мэн Миша.
• Если не оклемаюсь, буду сливать воду, — буркнул его друг Шура и пошел куда-то за угол.

Походив по двору школы, нашли какой-то пузырь и стали играть в футбол. Я демонстрировал стиль Валеры Васильева[13] и пытался поймать Отца Павла на «очко». Каждый раз, когда мне это удавалось, он падал и матерился. А в конце матча отомстил мне сильнейшим ударом ниже пояса. На этом пришлось игру закончить. Потом ребята стали резаться в преф, в котором я, к сожалению, не проф. Вдруг, откуда ни возьмись появился бородатый армянин по имени Гена, оказалось — ударник бит-группы. Я, конечно, поговорил с ним на эту тему и спросил, как обстоят дела с попмузыкой на армянском радио.

Гена был очень хорошо осведомлен, знал группы «Свинцовый цеппелин», «Дип Пёпл», «Звездолет Джекерсона» и даже «Отшельники Германа». А главное, он сказал, что в местном клубе есть вся аппаратура, но только вот играть некому. Танцы бывают по воскресеньям, но под long—play.

Я предложил ему сделать маленький фурор на танцах. Он поддержал идею, и с этой приятной мыслью о будущем я лег спать.

17 августа — воскресенье

Проснулся в хорошем расположении духа. Однако, высунув нос на улицу по утренней нужде, погрузился в печаль пасмурной карельской погоды. Как вчера, стоял зловещий холод, продувал пронзительный ветер, в рот капал противный мелкий дождь.

Хотелось орать благим матом: «Мамочка, почему я не умер маленьким?! Куда мы попали?! Мамочка, выроди меня обратно!»

Поскольку воскресенье, можно было бы еще покемарить, но я вспомнил, что сегодня предстоит еще много интересных дел, и забираться назад под одеяло не стал. Постепенно и все прочие сползли со своих кроватей наподобие сонных мух.

Быстро сделав утренние процедуры, повторяем ритуальную сцену: подходим к столовой, снимаем головные уборы, теребим в руках и, как ходоки к Ленину, переминаемся с ноги на ногу. Потом спорим, кому идти первому оправдываться, что погода нелетная, что это в последний раз, что не пройдет и одного дня, как мы, наконец, уедем…

Пока выясняем отношения, мелодичный девический голосок призывает нас не скромничать: давно уже все накрыто, пора к столу. Мы вбегаем в столовую и налетаем, как саранча, на свои тарелки. Затем вы могли бы услышать только дружное чавканье и хруст, как на вафельной фабрике, а иногда выкрики: «Где моя большая ложка?», «Где мое масло?»…

После завтрака сразу легчает, день становится не такой уж мрачный.

Тем временем наши южные студенты собираются ехать в Лоухи, которые мы перекрестили в Лопухи, районный центр Дурляндии, волшебной страны, где иногда разговаривают животные и птицы. Там должны состояться студенческая спортивная олимпиада и фестиваль искусств. Нас берут с собой в качестве спортсменов. Замаскировавшись, я должен выступить как мастер кожаного мяча, а Титан с Мишкой в качестве десятиборцев и волейболистов. Отец Павел и Шура из-за неспортивного поведения, а точнее, из-за неспортивного образа жизни, остались дома и заделались мастерами по насадке топоров (и не только их) при кухне.

Подкатил автобус, повез в Лоухи. Погода опять ополчилась супротив нас. Шел мелкий дождь, холод собачий. Между тем Саша, гитарист местного клуба, и молодой шофер автобуса Ваня нашли противодействие непогоде: раздавили бутылку ликера «Ванильный».

В Лоухах-Лопухах всех высадили около клуба и велели не расходиться: будет торжественное построение.

• Равняйсь! Смирно! — скомандовал чей-то писклявый голос. Оказалось, голос комиссара районного отряда — дохлого лысоватого мужичонки.
• Как стоишь в строю, сволочь?! — закричал он на меня. — Почему в кедах? Из какого отряда? Сгною!
• Я….я, из..из… первого Кестеньговского, — заикаясь, пробормотал я.
• Во народ, во народ глупый пошел! — сказал он в ответ и добавил:
• Да ты знаешь, что своей властью я могу сейчас сделать?

Отправлю в Грозный, дам пятьдесят рублей на дорогу — и точка.

К счастью, я ему надоел, он двинулся дальше, остановился перед Мишкой, властно рявкнул:

• Почему небрит?
• Электричество-отключили-в-Кестеньге-а-бритвы-все-поржавели от-такой-погоды, — бодрой скороговоркой ответил тот.
• Чтоб сегодня же пришел в штаб и побрился!

Привязался он и к Титану: почему не по форме одет и почему не чеченец?

Всем обещал пятьдесят рублей на дорогу, город Грозный и неприятности в колледже. Под конец смотра объявил, что спортивный праздник отменяется из-за плохой погоды, а тому, кто приложится к горлышку, обещал известные «пятьдесят рублей» и т. Д.

Так мы оказались всего лишь зрителями на фестивале искусств советского Кавказа. В зале загремели горячие ритмы горцев. Исполнители так яростно отплясывали, что мы чуть было не вошли в экстаз. Все это было представлено в ярких национальных костюмах и, в общем, выглядело неплохо. Один танцор так увлекся, что чуть не упал со сцены. Потом наш отряд вышел в образе вокально-инструментального ансамбля, где роль ритм-гитары отводилась Саше — любителю ванильных ликеров («текилу» мы тогда еще не знали). Они скучно отыграли какую-то народную песню типа

«Сулико» и в результате заняли последнее место.

С этим и поехали домой, в родную Кестеньгу. Здесь, как обычно, нас ожидал теплый прием.

Кроме того, пока нас не было, Отец Павел и Шура приложились к моей «Петровской» и целый день изучали «Памятку туристам», где среди прочего узнали следующее:

• не надо гнаться за большим количеством километров,
• не надо перегружать чрезмерно рюкзаки и организм спиртным,
• не надо водникам делать более тридцати километров в день, даже по течению,
• не надо истреблять птиц и зверей,
• не надо появляться в селениях в неприличной одежде.[14]

Приближался вечер. Пришел Гена. Слегка волнуясь, мы с ним двинулись в клуб, где уже собралась толпа поклонников и поклонниц танцев. Очевидно, кто-то уже сделал рекламу нашего фестиваля поп-музыки.

В нашем распоряжении оставалось полчаса. Поговорили о репертуаре, попытались порепетировать. Получалось не очень, каждый тянул на себя. Тогда я сказал второму гитаристу Саше, чтобы он голову не ломал, а брал аккорды, как я, поскольку не знает песен моего репертуара. Настроив аппаратуру, сбегали в столовую перекусить и возвратились. Возле клуба стояла уже огромная толпа. Резвая продажа билетов по пятьдесят копеек уже давно прекратилась. Отовсюду доносилось: «Нет лишнего билетика?»

«Ну, дела! — подумал я. — Нас явно не за тех принимают…» Вспомнил сцену: «Мы к вам приехали на час…» из мультика «Бременские музыканты» и все, что за ней последовало… Но отступать было поздно. В зале было душно и торжественно. Народ возбужденно гудел, как встревоженный улей. С трудом пробрались к сцене. Слава богу, здесь ко мне никто не приклеивался[15]. На сцене была воссоздана обстановка поп-фестиваля в Вудстоке: башня со стоваттной аппаратурой с одной стороны, подмостки с инструментами — с другой. Прибегает Гена, вскакивает за ударник и невозмутимо спрашивает:

— Что будем играть? «Забой» или «Медленную»?

Решили «забой», а именно: очень популярную тогда песенку Поля Маккартни «Миссис Вандербилд»: Хоп, хей-хоп!..

Аппаратура включена, ударник берет в руки палочки, и вся пестро разодетая толпа начинает экспансивный танец. Прожектора лихорадочно мечутся. Я почти не слышу свой голос. Опасения насчет чистоты игры второй гитары напрасны. Гена своими барабанами забил нас наглухо.

Но публике явно нравится наш стиль игры, который можно назвать: «Иди, послушай этот грохот».

За «Макаром»[16] пошел на-ура «Криденс» с песней крайне актуального содержания «Как нам остановить дождь», потом группа «Слейд» с боевиком «Мама, мы здесь все с ума спятили» (Mama weer all raze now) и песенка Тухманова про бедного студента на французской стороне.

Какой-то озабоченный кавказец вскричал:

• Канчай забой! Давай «Бэлый танэц»!

Мы, конечно, понимаем страдания юного Казбека, который хотел бы интимно потанцевать медленный танец с местными красавицами, но (sorry, mama!) не можем остановиться… Продолжаем со все большим успехом. Дело подошло к основному суперхиту «Роллингов»: «Я не могу получить удовлетворения». Я тоже не могу кончить… Ритм-секция мечется в «дрожи». Еще один взрыв грохота, всеобщий апофеоз, полный фурор! В зале вой невыносимый, гаснет свет, слышен звон разбитого стекла. Концерт оканчивается массовой дракой местных фэнов с чеченцами.

Кажется, пора «делать ноги».

18 августа — понедельник

Понедельник — день тяжелый, что подтвердили участники групп Boomtown Rats и The Bangles. Тем более, после такого грандиозного шоу. Но утро, наконец, ясное — и это вселяет надежду.

После завтрака «свободные от вахты» чеченцы идут нас провожать, и опять напрасно. Отплытие переносится на завтра: местный боцман согласился за литр «Петровской» довезти нас на катере до Карелакши. Чтобы не мозолить глаза на кухне, решили сделать маленькое путешествие на Ялгубу[17] …

Ура! Мы на воде! Почувствовав легкий ход байдарки, все пришли в неописуемый восторг. Казалось невероятным, что можно так быстро передвигаться. На душе была непривычная легкость. Хотелось орать, петь во все горло. Я предложил спеть хором какую-нибудь русскую песню и затянул «Вниз по матушке по Волге…», но вышла такая разноголосица, что уши завяли. На втором куплете все «певцы Леса Хамфри»[18] запутались, и только один Отец Павел пытался продолжать басом:

— Ничего в волнах не видно…

Но и он скоро заглох. Однако на этом не успокоился. Он вдруг стал ругательствовать. Пропитый и прокуренный голос его мчался по зеркалу озера, а потом далеко в лесах отзывалось каждое матерное слово. Казалось, что там кто-то орал в ответ таинственным, нечеловеческим голосом. Это придало Павлу уверенности, и он пробовал мяукать, лаять и кричать по-гусиному. Но выходило не так хорошо. Крикнув напоследок перепелом, он умолк.

Мокрые весла поднялись в воздух, как крылья, и там замерли, звонко роняя капли воды. Байдарка проплыла еще несколько метров и плавно остановилась. Мы подплыли к безымянному острову. Видно было, что он редко посещался человеком. Берег был усыпан сушняком причудливых форм, напоминавших кости допотопных зверей. От воды веяло свежестью, тихий плеск небольших волн ласкал слух.

Неожиданно для всех Павел выкрикнул:

• Счастья! Счастья! Пока жизнь не прошла и пока все наши члены в нашей власти! Пока мы молоды, черт возьми! Мы… мы не уроды, не психи! Мы завоюем себе счастье!

Мы попытались его успокоить, но он разошелся и еще долго о чем-то философствовал вполголоса.

Остров оказался поистине царством черники. Мы с удовольствием набросились на лесное угощение и поглотили такое количество ягод, что тут же нарушили себе пищеварение. Проваливаясь в глубокий мох, шли, как по перине, в глубину острова. Основательно исследовав местность, решили первый раз порыбачить, выловить хотя бы одну карельскую рыбу и разложили мудреные многочисленные снасти, в которых только дьявол мог разобраться.

• Будем ловить трусами, как ловят бабы налимов в Рязанской области! — заявил Павел.
• Ты брось, вода всего плюс десять! — сказал я и стал налаживать спиннинг, которым не умел пользоваться.

Павел отобрал его у меня и стал учить технике забрасывания. Но ему это быстро осточертело, так как я оказался неспособным учеником.

Он встал на камень и, будто запущенный робот, стал бросать блесну в разные стороны. Однако фортуна явно повернулась к нему задом.

Где ты сейчас, старина Гена? После всех чеченских войн жив, здоров ли?

Я взял обыкновенную удочку, чтобы попытать счастья, насадив муравьиное яйцо. Но ни одна сволочь не клюнула — даже не подошла к одинокому яйцу, а бычки, весь день резвившиеся на отмели, куда-то провалились. Или виной всему служила чрезвычайно прозрачная вода? Дно просматривалось хорошо метра на три. Там, как кашалоты, торчали из песка черные камни, способные пробить обшивку судна. Мы не теряли надежды и пробовали то так, то сяк.

«И вприсядку, и вприпрыжку не поймали мы и шишку, не ловилось — хоть убей, рыбы нет здесь и зверей», — сочинил я экспромт.

Павел вспомнил известную пионерскую:

На далеком Севере ходит рыба-кит, кит, кит, кит.

Нет кита, нет кита, нет кита, не видно.

Вот беда, вот беда, — до чего ж обидно!

Память Титана тоже прорезалась, и он выдал частушку в своем стиле:

Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака. Целый день они искали, где у рака срака.

Но даже рака мы не поймали… Посовещавшись, сделали вывод, что рыбы здесь нет, а книга «Рыбы Карелии»[19] врет (ошалело!) от первой до последней картинки. И, смотав удочки, стали просто кататься по просторному заливу. Когда снова решили пристать к берегу, уже разошлась волна, так что причаливание оказалось не таким простым делом. Пришлось помучиться и намокнуть, прежде чем смогли вылезти на сушу.

В лесу мы нашли два гигантских подосиновика — очень кстати для вечерней трапезы. Получился прекрасный грибной суп с тушенкой. Потом наслаждались чаем из брусничного листа и «Стюардессой». Долго смотрели на угасающий костер, сытые и довольные.

• Как прекрасно, дьявольщина! — воскликнул Павел.

Между тем уже вечерело, нужно было возвращаться домой. Мы тронулись, когда стало уже темно. В темноте плыть было как-то особенно жутко. Везде сплошная предательская чернота — по сторонам, внизу, наверху. В таких условиях можно легко угодить на мель.

Лишь вдалеке виднелись одинокие огоньки родной Кестеньги. Сразу отпало желание плавать ночью, хотя этот вариант передвижения мы считали приемлемым, так как «море» в это время бывало спокойным.

Я подумал, как было бы ужасно оказаться в этой холоднющей черной воде, ничего не видя, кроме сплошной тьмы. К счастью, судьба благополучно довела нас до лагеря.

Дома, как мы стали называть студенческий отряд, нас радостно встретил не на шутку переволновавшийся Мишка. Выпили по стопке с командиром отряда и отправились спать.

(продолжение)

Примечания

[1] Междусобойчик знакомых мужчин и малознакомых женщин.

[2] Задача «о пьяном матросе» — модельная задача в теории вероятности: «Найти вероятность того, что за n шагов пьяный гуляка хотя бы раз достигнет границы города». Другая версия этой задачи: «Пьяный гуляка лежит в канаве на расстоянии r шагов от оврага. Каждую минуту он делает шаг к оврагу или от него с вероятностью 1/2. Если он достигнет оврага, то обязательно в него упадет. Через n минут за ним приедет машина. Какова вероятность, что пьяный гуляка упадет в овраг?».

[3] Типичный жаргон химика-недоучки.

[4] Название поселка Лоухи имеет отношение к памятнику мировой культуры — эпосу «Калевала». Согласно карело-финским преданиям, в этих местах жила старуха Лоухи, могущественная злая колдунья, хозяйка далекой суровой страны Похъёлы.

[5] Man (англ.) — человек; стандартное студенческое наименование незнакомца в те времена.

[6] Химфак — звучит на английском как страшная непристойность: от him и fuck — «его… ммм… ну, скажем, «иметь».

[7] В переводе с современного русского хулиганского, это секс по-античному, т. е. онанизм.

[8] Бойцы — члены стройотряда. А были еще «битва за урожай», «штаб по подготовке праздника», «рапорты» и прочие молодежно-армейские словечки.

[9] Ярд есть английская мера длины, равная трем футам, то есть примерно трем поставленным друг за другом ботинкам сорокового размера

[10] «Очком» в нашей среде называли место, на котором сидят, а когда оно «заиграет», надо спасаться, куда глаза глядят.

[11] От «нехорошего» английского слова fuck.

[12] Модные тогда болгарские сигареты.

[13] Валерий Васильев (1949–2012) — знаменитейший советский хоккеист, защитник, двукратный Олимпийский чемпион, Заслуженный мастер спорта СССР. Провел 735 официальных матчей, 89 голов. Был хоккеистом с большой буквы, настолько жестким, что Анатолий Тарасов прятал от него Фирсова и Харламова, боясь, что Васильев их «разберет на части». В московском «Динамо» и сборной СССР Васильев неизменно играл под номером шесть. Именно Васильев и Мальцев до сих пор остаются истинными символами, лицом хоккейного «Динамо».

[14] Вопрос приличий всегда спорен, а в туризме особенно. Например, в те времена в СССР даже шорты считались верхом безобразия…

[15] См. эпизод со смуглянкой Леной.

[16] «Макар» — Поль Маккартни.

[17] Ялгуба — старинная деревня, комплексный памятник истории.

[18] Les Humphries Singers — популярный фольклорный хор, известный своей песенкой «Мексико».

[19] Е. Б. Ошалелов «Рыбы Карелии». Изд. «Карелия», Петрозаводск, 1974. Тираж 30 000. Цена 28 коп. (с картинками).